По пути в казармы Эцио был одновременно удивлен и сбит с толку тем, какое впечатление он производил на горожан, как на мужчин, так и на женщин, среди которых были и турки, и византийцы. Некоторые смотрели на него с восхищением, даже несколько заискивающе. Другие — слегка пренебрежительно, но большая часть — со страхом и неуверенностью. Из этого следовало, что в лучшем случае янычаров терпели, в худшем — ненавидели. Не было ни намека на любовь или уважение. Но как понял Эцио, лучше всего люди относились к янычарам из казарм Тарика. Ассассин постарался отложить это в памяти, убежденный, что знание ему еще пригодится в будущем, но в данный момент он был полностью сосредоточен на своей цели.

Он был рад, что униформа позволила ему беспрепятственно добраться до казарм, тем более вскоре он выяснил, что об убийстве янычаров ассассинами уже стало известно. Он как раз пересекал площадь, когда услышал голос глашатая: «Плохие вести, жители Константинополя. Слуга нашего султана пал от рук преступника. — Глашатай оглядел собравшихся людей и возвысил голос. — Будьте начеку, докладывайте обо всем подозрительном!»

Эцио постарался, как можно более незаметно, пройти по площади, но на него все равно уставились десятки глаз. Он мысленно молился о том, чтобы беспрепятственно войти в казармы. Если там узнают об убийстве и о том, что янычара убили именно из-за одежды, то усилят меры безопасности быстрее, чем он моргнет.

— Горе тому убийце, который забрал жизнь одного из уважаемых янычаров, — нараспев продолжал глашатай. — Этот враг должен быть найден и передан в руки правосудия! Если вы заметите что-то, сообщите! — он внимательно оглядел внушительную толпу и для пущего эффекта размотал свиток, который держал в руках: — Люди, будьте бдительны! По нашим улицам бродит убийца, человек без совести и чести, охотящийся на верных слуг нашего султана. На янычаров, посвятивших свои жизни защите Империи. И теперь они просят нас об услуге — найти убийцу прежде, чем он снова нанесет удар!

Боковые ворота гарнизона оказались открыты, но стража была удвоена. На Эцио сразу обратили внимание, и он понял — ему повезло подстеречь старшего сержанта или младшего офицера. Его униформа одним своим видом внушала уважение, хотя на первый взгляд, была неотличима от униформы простого солдата.

Ассассин без труда попал на территорию гарнизона, и сразу услышал обрывок разговора об убийстве.

— Kardeslerim [51] , меньше часа назад одного из наших нашли убитым. Убийца снял с него одежду. Говорят, его бросили в навозную кучу, словно какой-то мусор, — сказал один из янычаров своим товарищам, и те обеспокоено забормотали в ответ. — Будьте настороже, когда будете патрулировать улицы, — продолжил первый. — Кто-то собирается нанести удар, переодевшись в наши одежды. Нужно быть начеку, пока преступника не поймают.

— И не выпотрошат, — добавил другой.

Эцио решил быть как можно осторожнее, пока он находится в гарнизоне. Опустив голову, он обошел бараки, изучая территорию и прислушиваясь к чужим разговорам. Услышанное оказалось весьма важным.

— Селим понимает, в каком мы тяжелом положении. Византийцы, мамлюки, сефевиды — только у него хватает смелости бросить им вызов, — говорил один из солдат.

— Ты прав. Селим — воин. Как Осман и Мехмед, — согласился другой.

— Тогда почему султан предпочел котенка льву?

— Принц Ахмет тих и спокоен, как и султан. Вот почему. Боюсь, они слишком похожи.

— Султан Баязид хороший человек и справедливый правитель, — вклинился в беседу третий. — Но в нем уже нет огня былого величия.

— Не соглашусь, — возразил четвертый. — Он остается воином. Вспомни, какую армию он собрал против Селима.

— Это еще одно свидетельство его падения! Поднять руку на родного сына? Это позор.

— Не выдавай желаемое за действительное, efendim, — упрекнул четвертый. — В конце концов, именно Селим первым напал на нашего султана.

— Evet, evet. Но Селим преследовал интересы империи, а не свои.

— Кстати о войне. Есть новости с севера? — вмешался пятый.

— Я слышал, что армия Селима отступила в Варну, — поделился шестой. — Говорят, он понес большие потери.

— Невероятно, правда? Молюсь, чтоб все поскорей закончилось.

— Да, но чьей победой?

— Не знаю. Сердцем я на стороне султана, но разумом — с Селимом.

— А как на счет сына Селима, принца Сулеймана? — вставил седьмой. — Вы его знаете?

— Лично нет, — отозвался восьмой. — Но я его видел. Примечательный мальчик.

— Не мальчик — способный юноша. Потрясающе умен.

— Неужели пошел в отца?

Седьмой янычар пожал плечами.

— Возможно. Хотя я подозреваю, что он очень от него отличается.

Пока Эцио стоял в стороне, прислушиваясь к беседе, подошли еще двое янычаров. Один из них явно был весельчаком.

— Почему принц Ахмет остался в городе? — сухо спросил он. — Он же знает, что его не любят.

— Он, словно мотылек, летит к пламени. Мечтает, что отец погибнет, и он сможет занять трон.

— А вы слышали, — продолжил шутник, — что он предложил Тарику деньги в обмен на нашу верность?

— Чтоб его… И что сделал Тарик?

Янычар рассмеялся.

— На половину денег купил корм для коней, а вторую половину отослал Селиму!

ГЛАВА 48

В середине гарнизона, обнесенного высоким забором, было разбито несколько богато украшенных палаток. Эцио пошел к ним, догадываясь, что именно там обитает Тарик. Подойдя ближе, он действительно услышал знакомый голос. Тарик, стоя в компании еще одного янычара (очевидно, адъютанта), говорил с прибывшим курьером.

— Тарик-бей, — сказал курьер. — Вам письмо.

Тарик молча принял письмо, сломал печать и прочитал текст. А потом, даже не дочитав до конца, довольно рассмеялся.

— Прекрасно, — кивнул он, складывая письмо и пряча в карман. — Ружья уже в Каппадокии, в гарнизоне армии Мануила Палеолога.

— А наши люди все еще там? — спросил адъютант.

— Evet. Они свяжутся с нами, когда византийцы свернут лагерь. А когда они доберутся до Бурсы, мы их встретим.

Адъютант улыбнулся.

— Все идет по плану, efendim.

— Да, Чагатай, — согласился Тарик. — Пока да.

Он отослал людей прочь и пошел вдоль палаток. Держась на безопасном расстоянии, Эцио тенью следовал за ним. Но совсем незамеченным он оставаться не мог, поэтому ассассин был рад, что со времени прибытия в Константинополь немного подучил турецкий. Поэтому когда стража или солдаты обращали на него внимание, Эцио приветствовал их на турецком. Но не все шло так гладко. Пару раз Эцио терял след Тарика и заметил подозрительные взгляды, направленные в свою сторону. А потом путь ему преградили два янычара.

— Из какого вы полка, efendim? — достаточно вежливо спросил один из них, впрочем, что-то в его голосе заставило Эцио насторожиться.

Но прежде чем Эцио ответил, второй сказал:

— Не уверен, что знаю вас. И я не вижу имперских знаков отличия. Вы из кавалерии?

— Как вы сюда попали? — недружелюбно поинтересовался первый.

— Где ваш капитан?

Эцио не настолько хорошо знал турецкий, к тому же заметил, что они что-то подозревают. Он выхватил крюк-нож, схватил за грудки ближайшего янычара и швырнул его во второго, а сам бросился между палатками, перепрыгивая через натянутые веревки. Даже убегая, Эцио старался не выпускать из вида Тарика.

Сзади донеслись крики:

— Самозванец!

— Нарушитель! Ты умрешь!

— Остановите его!

— Этот ублюдок убил Назара! Схватите его!

Но лагерь был слишком большим, и Эцио воспользовался тем, что благодаря своей униформе и усам он не отличим от остальных янычаров. Запутав следы, он снова отыскал Тарика в одной из казарм, где размещались комнаты старших офицеров.

Эцио увидел, как Тарик входит в одну из комнат. Ассассин огляделся, убеждаясь, что вокруг никого нет, и что он оторвался от преследователей, а потом вошел следом за Тариком. Оказавшись внутри, он закрыл дверь на щеколду.